| Великолепная пятерка и оркестр |
 Бенефис для скрипки, контрабаса, тубы, виолончели и валторны. Да возможно ли это?! Ни один композитор за все века еще не сочинил пьесы для такого необычного квинтета. Тем не менее, Томская филармония решила представить слушателям в необычном формате своих юбиляров - музыкантов Томского академического симфонического оркестра. На концерте 24 декабря прозвучит не одно соло, а сразу пять, в программе заявлены дуэты и... знакомства. Ведь бенефис - это праздник, когда есть возможность чуть ближе, чуть лучше, чуть глубже узнать «виновника торжества». Поэма для скрипки  Учитель в жизни любого музыканта - второй человек после родителей. Потому что влияет на биографию, не меньше, чем семья. Наташе с самого детства везло на учителей. Эти счастливые стечения обстоятельств как судьбу она осознала позже. - Помню: иду я с папой на демонстрации и пою «Солнечный круг». За нами идет мужчина. Он оказался директором музыкальной школы. «У вашей девочки хороший слух, ей надо учиться в музыкальной школе», - сказал он папе. И родители привели записывать меня «на пианино»,- вспоминает Наталья Девяшина, концертмейстер вторых скрипок. - Но на фортепиано уже закончился набор, и оставалось только одно место на скрипку. Первой скрипкой стала самая обычная скрипка, произведенная на московской мебельной фабрике. Инструмент, ручной работы, сделанный мастером, появился уже в пятом классе. Его нашла и выбрала первый учитель по специальности - Людмила Шукшина. По удивительному, прочти пророческому, совпадению она оказалась музыкантом из Томска. Более того, в музыкальном училище училась вместе с Сергеем Зеленкиным, нынешним коллегой Девяшиной. - А сейчас я играю на скрипке, которую сделал мой педагог в Ростовской консерватории - Раик Ресьян. (Правда, в пору моего обучения это был Ростовский музыкально-педагогический институт). Сам Раик Яковлевич учился в аспирантуре у знаменитого Юрия Исаевича Янкелевича. Встрече с этим замечательным педагогом и музыкантом, который в одном концерте мог исполнить все каприсы Паганини, способствовала Олипиада-80. Но она же и помешала поступить в знаменитую Гнесинку, о которой Наташа мечтала. Учеба всегда давалась ей легко. На конкурсах юных скрипачей она занимала первые места, и в восьмом классе не сомневалась, что станет музыкантом. На выбор профессии, безусловно, повлиял еще один педагог - Юрий Петрович Карнаухов, чьи ученики поступали в Центральную музыкальную школу, хотя сам он не играл на скрипке. После школы Наташа поступила и окончила музыкальное училище в Коломне, а оттуда оставалось рукой подать до Москвы. Но летом 1980 года иногородних абитуриентов в столицу пускали неохотно. И в биографии возник Ростовский музыкально-педагогический институт, который Наталья Девяшина окончила в 1985 году. В том же году она сменила южный говор Ростова и полюбившийся ей Северный Кавказ, который прошла с рюкзаком за плечами (в студенчестве увлекалась с горным туризмом) от Нальчика до Сухуми, на сибирский климат. - В Томск приехала по распределению, - рассказывает Наталья Юрьевна. - Вскоре оркестр возглавил Илмар Лапиньш. В тот год в коллективе появилось много молодых скрипачей, альтистов из Новосибирска, Свердловска, Ленинграда. Период работы Лапиньша окрашен для меня приятными воспоминаниями. С ним оркестр после долгого перерыва в 1989 году выехал на гастроли в Ленинград. Возможно, потому что Лапиньш – музыкант ленинградской школы. Первая его специальность – альтист, а дирижированию он учился у Ильи Мусина. Мусин приходил на наш концерт, похвалил оркестр, солистов, особенно духовиков. Из других маэстро, с которыми довелось работать, Девяшина с пиететом называет имена выдающихся дирижеров: Эмин Хачатурян, Вероника Дударова, Павел Ядых. У каждого был свой метод, и каждый оставил глубокий след. - Дударова работала так: с утра до двух со струнниками, а после трех до семи вечера – с духовиками. Павел Ядых был просветитель. Рассказывал образно, перед этим много готовился в библиотеке. И очень много работал с оркестром. Он предлагал интересную музыку, которую мы раньше не исполняли. Ядых приложил огромные усилия, чтобы вернуть слушателя в зал. Легендарного дирижера Арнольда Каца, который на заре своей творческой жизни был главным дирижером Томского симфонического оркестра, Наталья Юрьевна видела в Ростове. «До сих пор помню, как он работал с Ростовским оркестром. Это настолько эмоционально. Тогда был эмоциональный подъем. После каждого антракта он никогда не уходил. Его сразу обступали музыканты, и он отвечал на вопросы». С Богуславом Давидовым, который возглавлял Томский симфонический на рубеже ХХ и ХХI столетий, Девяшина связывает перенос концертов оркестра в Большой концертный зал. «С приходом Давидова начались интенсивные заграничные гастроли. И Богуслав решил нас подготовить, дав возможность поиграть в плохом зале. Он объяснял, что наш Органный зал слишком хорош по акустике, в Европе не везде встретишь такой зал, нам полезно поиграть в зале с обычной акустикой. Но приспосабливались музыканты к нему долго». И все-таки течение жизни Наталья Девяшина ощущает не как смену дирижеров, залов или концертных афиш, а измеряет ее этапами взросления дочери Сони. Казалось, еще недавно отдала ее к замечательному педагогу Валентине Большаковой, потом готовилась вместе с ней к выпускным экзаменам в музыкальной школе, а сегодня дочь сделала выбор не в пользу музыки. - Я ощущаю себя счастливым человеком: занимаюсь любимым делом, да еще за это получаю деньги. Пусть почти всё уходит на борьбу с профессиональным заболеванием - хондрозом, но это побочный «эффект» от любимой работы. Пробовала преподавать, но работа в оркестре дает больше радости. И вот теперь филармония нам подарила праздник - бенефис. Из любимой музыки Наталья Девяшина для концерта 24 декабря выбрала «Поэму для скрипки с оркестром» Шоссона, французского романтика. Во-первых, это произведение проходит красной нитью через всю творческую биографию: играла его во время учебы в Ростове, в феврале минувшего года вновь исполнила «Поэму» соло, а теперь захотела сыграть с оркестром. Во-вторых, требует виртуозности от исполнителя, может быть, поэтому крайне редко звучит в Томске. И, наконец, «Поэма для скрипки» – это повествование о человеческих чувствах, это история любви, рассказанная без слов. Контрабас - подушка безопасности «Совершенно нельзя представить оркестр без контрабаса. Он создает общую основную структуру оркестра, на которой лишь только и может держаться весь остальной оркестр, включая дирижера». Так думал герой роман Патрика Зюскинда «Контрабас». Так же думает и Наталья Баталова, концертмейстер группы контрабасов. Вот уже четверть века Наталья и ее инструмент неразлучны с Томским академическим симфоническим оркестром. - Контрабас – это здорово! Он своего рода воздушная подушка безопасности оркестра. Нет контрабаса - и чего-то не хватает в оркестре. Одну ноту взял – и возник объем музыки. Я сразу прониклась звуком этого инструмента. Но контрабасистом Наталья стала случайно. Так она считает. Все действительно начиналось традиционно. В родном городке Кирово-Чепецк Кировской области Наташа Баталова окончила музыкальную школу по классу скрипки. В Кировском музыкальном училище осваивала уже альт. Получив красный дипломом, могла бы смело продолжить образование в консерватории. Только сомнения в собственных силах привели ее в музыкальную школу военного городка, где два года она учила детей. - И тут получаю письмо от подруги-флейтистки, которая поступила в Уфимскую академию искусств: «Приезжай. У нас целый класс девушек- контрабасистов», - вспоминает Наталья Баталова. - И я решилась. Это была чистая авантюра с моей стороны. Начинала с нуля. Были и слезы, и желание бросить. Скрипка, альт, контрабас – из одного семейства, но физически с контрабасом тяжело работать: струны толстые, весит 10 кг. Если на шпиле, то он выше меня. Через слезы, мозоли, распухшие пальцы приходила любовь к инструменту. Много позже, когда Баталова посмотрела спектакль «Контрабас» с Константином Райкиным в главной роли, она нутром понимала состояние героя. - Мы, конечно, привязаны к своим инструментам. Они многое определяют в нашей жизни, но, к счастью, семью мне контрабас не заменил, - говорит она. Напротив, именно контрабасовый смычок и театр способствовали тому, что Наталья нашла свою вторую половину. - Анатолий - инженер-политехник по образованию, но в душе – человек искусства. Не случайно работал театральным фотографом в ТЮЗе. Там я его впервые и увидела. Он пригласил на американских кукол великанов свою знакомую даму, а она пригласила меня. Знакомство закончилось тем, что Толя сделал мою фотографию, на которой я себе понравилась. Первый раз в жизни. А через несколько месяцев еще одна встреча, уже в аэропорту Пулково. Я возвращалась в Томск после отпуска, который провела у родителей в Ленинграде. Он там был в командировке. В тот же день моя знакомая Инна Тюрина, научный сотрудник художественного музея, везла в Томск «Портрет Касьянова» кисти Серова, который был на «гастролях» в Русском музее. Вот эту ценность она и попросила нас помочь ей сторожить. Из-за того, что рейс отложили, мы всю ночь караулили картину и разговаривали, разговаривали…Я со контрабасовым смычком, Толя – с Серовым. А потом оба поняли, что влюбились. В Томск Наташа тоже влюбилась сразу и навсегда. - Я прилета ранним сентябрьским утром 1989 года. Смотрю: на траве – иней. Красивая и необычная картина привела меня в ужас и восторг одновременно. День настал, и все растаяло, я увидела Томск в золотом сиянии осени. Город предстал уютным, маленьким, хорошеньким. И столько молодежи!.. Это было мое второе удивление. Ведь я тоже была студенткой. Приехала на практику в симфонический оркестр. Весь пятый курс провела между Томском и Уфой. Билет на самолеты в ту пору стоил как повышенная стипендия – 40 рублей. Вскоре он стал для меня родным. Всегда мечтала жить в маленьком городе. Оркестр Наталью удивил высоким уровнем. Хотя она уже была наслышана от подруг со старшего курса, что в Томск приехал сильный дирижер Илмар Лапиньш. Тем не менее, услышав духовые и струнные, прониклась уважением к оркестру. И окончательно решила: после распределения работать только в Томском симфоническом оркестре. Усвоив еще со студенческих лет простую аксиому: репетиция – это священная корова, которую нельзя игнорировать, Баталова и сегодня следует ей. Тем более, когда репетируешь свой собственный бенефис. Это ответственно и приятно. На бенефисе контрабас Натальи Баталовой будет звучать в дуэте с виолончелью Евгении Никифоровой. Джоаккино Россини будто предвидел этот концерт и специально для девушек написал Дуэт для контрабаса и виолончели. А потом «фундаментальный» бас баталовского инструмента будет солировать в сюите из балета «Пульчинелла» Игоря Стравинского. Как породнились валторна с виолончелью   17 августа 2004-го Томский симфонический оркестр пополнился одной валторной и одной виолончелью, одной семейной парой и двумя Никифоровыми. Вопрос: на сколько оркестрантов вырос коллектив? Сегодня эту загадку на сообразительность легко разгадает не только сотрудник филармонии, но и постоянный внимательный слушатель симфонических концертов. Вот уже десять лет он может наблюдать в первом ряду рыжеволосую Евгению с ее виолончелью. Захар сидит дальше, где и положено сидеть духовым, но голос его валторны трудно не услышать. Фактурная фигура тоже делает музыканта заметным. В этом сезоне даже новый слушатель, кто держал в руках программку концерта 5 октября оркестра Мариинского театра под управлением Валерия Гергиева, мог познакомиться с супругами Никифоровыми. В буклете напечатали фотографии всех 19 музыкантов Томского академического симфонического оркестра, которые должны были играть вместе с прославленным коллективом. Евгения и Захар Никифоровы были в этом списке. Но внезапно маэстро программу изменил в день концерта: вместо 5-й симфонии Чайковского надо было играть 5-ю симфонию Малера. Изменения программы повлекли изменения состава исполнителей. - Сцена нашего концертного зала оказалась маловатой, чтобы все музыканты могли разместиться на ней. Контрабасисты уже где-то за кулисами сидели. Это неудобно: не видно руку дирижера. Словом, на концерт вышли не все. Только наши альтисты, а нам места не хватило. Но на репетиции мы пообщались с музыкантами Мариинки, посмотрели, как организован процесс. - Я играл под управлением Валерия Абисаловича в 2008 году, когда ездил в Москву на фестиваль оркестров мира. Тогда Томская филармония отправила четырех музыкантов, - добавляет Захар. У него вообще большой опыт работы в разных оркестрах, с разными дирижерами. Незадолго до того, как Никифоровы переехали в Томск, Захар два сезона (с 2002 по 2004 годы) отработал приглашенным музыкантом в Национальном симфоническом оркестре Малайзии. - Эти два года сам не знал, где живу – там или дома. Ездил по мере необходимости. Физически уставал от восьмичасовых перелетов. Но для меня это был необычный опыт. Духовая школа Юго-Восточной Азии сильно отличается от российской, европейской школ. Стандарты другие, музыканты по-другому играют. Мы ведь и на конкурсы не для того ездим, чтобы места занимать, а чтобы учиться, расширить круг знакомых. На конкурсах можно пообщаться с членами жюри, получить экспертную оценку, даже мастер-класс. Возвращаешься домой и по-другому начинаешь работать, хочешь что-то сделать… Вот на конкурсе в Германии в 2000-м году осознал, чем российская школа отличается от европейской. Нас учат: у валторны должен быть мягкий, тихий, нежный звук. А европейцы к нему добавляют силу, мощь, громкость (кажется, слоны рычат). Жизнь приглашенного музыканта не стабильна. И она не могла долго длиться. Пока Захар играл в Малайзии, Евгения завершала обучение в Ташкентской государственной консерватории. Надо было искать место работы. Ни Ташкент, ни даже Москву Никифоровы не рассматривали как место жительства. Из Ташкента уезжали друзья, а Москва еще в 1999 году категорически не понравилась Захару. - Из Саратова сообщили, что в Томске нужны музыканты в филармонию. Сначала на разведку поехал я. Ощущение: как будто в космос запустили. Был февраль 2004 года. Я отыграл пять недель концертов. Мне предлагали сразу остаться, но дела потребовали возвратиться домой. И уже в августе вместе с Женей и небольшим скарбом приехали в Томск. И город нам сразу понравился тем, что здесь не жарко. После ташкентской жары это было приятное открытие. А еще удивили люди. В Томске они доброжелательные. Помню, водитель маршрутки, который вез нас из Новосибирска в Томск, искренне удивлялся: «Что же вы к нам раньше не приезжали? Давно пора». И по Томску возил, в поисках нужного адреса, чтобы мы не потерялись. Когда пришли в милицию за пропиской, то встретили и там человеческое, доброе отношение. Томск ближе к Европе. Знаете почему? Здесь больше улыбаются. До того, как они стали томичами, у каждого был свой путь к музыке и друг к другу. До судьбоносной встречи в 1998-м году на концерте, где Женя приметила Захара, а Захар - Женю, их жизненные пути развивались параллельно. Оба родились и учились в одном городе, который после фильма Андрея Кончаловского стали называть «хлебным». Сегодня Ташкент - столица независимого государства Узбекистан, и место, с которым у Жени и Захара связаны яркие воспоминания детства. - Маленькой я любила смотреть по телевизору балет, - рассказывает Евгения. - Вместе с артистами ножку тянула. Хотела быть гимнасткой, но меня не взяли из-за отсутствия гибкости. А заниматься чем-то хотелось. Как-то в школу заглянули педагоги из музыкальной школы, которые делали набор. Вечером я убедила бабушку, что нас ждут в такое-то время, в таком-то классе. И мы пошли записываться. Играть я собиралась на аккордеоне. У нас дома стоял дядин инструмент. Во время прослушивания педагоги очень удивились моему выбору, стали убеждать, что аккордеон - не эстетично и физически тяжело для девушки. Предложили виолончель. Я тогда понятия не имела об инструменте - и тут же согласилась. Потому что представляла флейту… Когда в первый раз увидела виолончель даже не знала, как ее воспринимать. Но когда услышала, то была покорена ее красивым звуком. Захар в детстве хотел стать водолазом. Или играть в футбол. Но избежать музыкальной школы не удалось. Как и старшего брата, родители отдали Захара в 12-ю музыкальную школу Ташкента учиться игре на аккордеоне. - Заниматься музыкой в то время было не интересно. Были другие заботы: в войну поиграть, мяч попинать. Особенно досадно было видеть, как одноклассники гоняют в футбол. А я в перерыв между уроками и продленкой, успевал сгонять в музыкальную школу. Иерархию жизненных ценностей перевернул Чайковский. Случилось это в Республиканской школе-интернате на первом же уроке музлитературы, когда преподаватель поставила пластинку с Первым концертом Чайковского. - И меня настолько поразило это произведение, что затмило все увлечения детства. Тогда я почувствовал: музыка – это мое. Мне стало интересно заниматься. Даже родители недоумевали: «Опять ты музыку слушаешь?!» Взросление совпало с периодом учебы в уникальном заведении, где готовили мальчишек для духовых военных оркестров: в Республиканской школе-интернате имени генерала Петрова, которая была создана в 1944-м году, и славилась своими педагогами. Они-то и разглядели в аккордеонисте будущего валторниста. - Когда пришел поступать в школу на класс валторны, не знал ничего об инструменте. Родители тоже. Я вообще хотел на ударные. Позже узнал: валторна - самый сложный среди медных инструмент в освоении. Добиваться качество звука сложно. Валторна не совершенный инструмент. Гобой и валторна. – не эволюционировали с момента их рождения. Расстояние между нотами на валторне – очень далеко, и попасть в нужную – сложно. У других инструментов «мишень» крупнее. Поэтом у валторны неустойчивые звуки, и ей характерны киксы. Если валторнист не киксует, то он ненормальный валторнист. Великие музыканты могут не попадать в ноту. В записях купируют киксы, ошибки, фальшивые ноты. Я слушал живые концерты – поразительные, великолепные, но без шероховатостей не бывает. - С виолончелью тоже не все просто, - утверждает Евгения. - Для начинающего совершенно неясно, где располагаются ноты. И для меня это был болезненный вопрос. У виолончели чистый гриф, и чтобы издать нужный звук, надо найти определенный лад. Определяешь его интуитивно. Но сначала просишь педагога помочь. Вначале я говорила бабуле: «Можно я буду через день заниматься музыкой?». Но та была непреклонна: «Делай, как сказал педагог, либо бросай занятия». Бросать было жалко. То, что музыка станет их судьбой Евгения и Захар поняли уже в консерватории, после второго курса. Хотя за плечами были победы на республиканских конкурсах юных исполнителей. Кстати, именно конкурсы помогли им поступить в консерваторию, ведь как правило, члены жюри - педагоги из «консы», они себе учеников из одаренных ребят выбирают. - Не могу сказать, что шла к профессии музыканта целенаправленно, -удивляет признанием Евгения. - Но я не видела для себя других перспектив. В детстве я хорошо рисовала, и подруги советовали поступать в художественное училище. Но я столько лет отдала музыке! Я достаточно поздно осознала, что мне нравится заниматься музыкой. - То, что я стану профессиональным музыкантом, понял после поступления в консерваторию, - признается Захар. - Когда спрашивают ребенка до 14 лет, кем будешь, его ответы не следует считать серьезными. До 14-ти лет мне просто нравилось играть, нравилась музыка. Переломным моментом стало участие в республиканском конкурсе. Стал лауреатом 3 премии республиканского конкурса исполнителей на духовых инструментах. В 1993 году мне подарили телефон – не айфон, а телефон с диском. Когда начинает получаться, то и хочется играть, тогда возникает интерес. И уже нет за окном мальчишек, которые играют в футбол… Музыка спасла Захара. Многих своих друзей он растерял в лихие 90-е. Но на излете 90-х он встретил свою судьбу. - Мы участвовали вместе в одном концерте, - рассказывает Женя, - я еще училась, а он был молодым музыкантом. - Первый раз подойти не решилась. И только во второй раз, тоже после концерта разговорились. С тех пор, то есть с 1998 года, они вместе. И считают, что два музыканта в семье - нормально. Есть общие интересы, есть взаимопонимание. И когда Захар в выходной идет в филармонию, чтобы порепетировать, Женя не задает лишних вопросов. - Специфика профессии музыканта в том, что надо постоянно держать себя в форме. Один день не поиграешь - и ты уже на ступеньку ниже. А если три дня, то надо уже делать восстановительную гимнастику для губ, вспоминать гаммы, разминать мышцы. Дело в том, что у духовых инструментов все голоса сольные. Не сыграешь правильно - дирижер останавливает репетицию. Вот и стараешься, чтобы не подводить других. Надо всегда подтверждать свой уровень. Если падает уровень, то это слышит дирижер, слышат музыканты, а потом могут и слушатели, а этого допускать нельзя. Брутальная туба  Сергей Фурцев мог бы поспорить с любым контрабасистом по поводу «фундамента оркестра». Туба в оркестре также незаменима, так как считается его основой. Особенно в духовом оркестре. Потому что тоже бас. - Я люблю тубу за то, что она - большой и брутальный инструмент. Брутальность тубы привлекала и Карабаса-Барабаса, и Незнайку, и Семен Семеныча Подсекальникова. Как научился играть директор кукольного театра, история и Алексей Толстой умалчивают. Незнайка, как известно, вовсе не собирался учиться, полагая, что достаточно просто дуть, и звуки будут громкие. Иное дело герой Эрдмана. Он разжился самоучителем Гуго Шульца, который предлагал за 12 уроков овладеть инструментом, И стал точно следовать инструкции: отрывал кусочки газеты, клал их на язык и смачно сплевывал. - У меня практически так и было, - смеется Фурцев. - Я самоучка. Мой педагог в училище имел другую специальность, он следил, как я по учебнику учу технику игры. Придет, покивает головой и уйдет. А Сергей продолжал усиленно дуть. Туба стала для него спасением, способом остаться в музыке. К слову сказать, стать музыкантом он решил в 6 лет. Решил - и записался в музыкальную школу. Сам. Потом уже родителям сообщил, чтобы те заплатили за его обучение. - Я – «народник». Музыкальную школу окончил по классу баяна. В той школе даже духовых инструментов не было, и я не знал, что это такое. В музыкальном училище маленького городка Новосибирской области продолжал осваивать народный инструмент, но переиграл руку. Потому что дурь в голове была: полгода простоя, а потом решил в три дня наверстать. В итоге надорвал связки. И врачи сказали: не пригоден к игре на баяне. А с музыкой мне расставаться не хотелось. В этом училище было духовое отделение, а студентов почти не было. И тогда Сергею Фурцев предложили: «Возьми тубу». - Представление об инструменте у меня было в ту пору, как у большинства людей: что-то такое большое, неповоротливое. «Сильно пальцами шевелить не надо», - успокоили меня. Как потом выяснилось, очень даже надо. Потом я узнал, что по техническим возможностям туба не уступает никакому другому медному инструменту. Год лечился. Год учился. Сам себе аппарат ставил. После окончания училища он мог пойти преподавать в школу в Барабинске, но Сергея манили огни большого города. И он переехал в Новосибирск доучиваться в колледже имени Мурова, а потом решил штурмовать Новосибирскую консерваторию. Взял баян, подучил немного произведения и пошел сдавать экзамены. Но опытные профессора его забекарили. И тут он признался, что в училище и колледже занимался на тубе. «Замечательно! - сказали ему. - В студенческом оркестре как раз не хватает тубиста». Так брутальный инструмент помог поступить в консерваторию. И, конечно, звание лауреата I Открытого Сибирского конкурса исполнителей на духовых и ударных инструментах, которое Сергей заработал в 1996 году. - С педагогами мне всегда везло. В колледже имени Мурова и в Новосибирском государственной консерватории учился у заслуженного артиста России, профессора Павла Францевича Мора. Он считается одним из лучших педагогов в России. Его студенты играют в лучших оркестрах страны и за рубежом. Сам он - артист оркестра Новосибирского театра оперы и балета. Но Сергей учился дольше, чем положено: вместо пяти - семь лет, с 1998-го по 2004-й год. В последний год пришлось академический отпуск брать. Так как намечалась свадьба, а денег не было. И Фурцев бросил учебу. Год работал грузчиком. Если бы он серьезно отнесся к бюджетным расчетам гражданина Подсекальникова, искренне считавшим, что «золотое дно открывается» тому, кто умеет играть на тубе, возможно, зарабатывал бы на свадьбу своей профессией. - Конечно, меня звали на «халтуры» - в оперный, симфонический. Я какие-то программы отыгрывал. К слову, ездил в Томск играть. Выступал в клубах, но постоянной работой не было. У Фурцева есть даже опыт уличного музыканта. Играл на улице в Новосибирске и в городах южной Германии. - Многие делают это от нужды, а не ради удовольствия. Когда учился, играли с друзьями возле клуба. Поначалу было стыдно. Как будто с протянутой рукой стоишь. А вот в Германии другое отношение к «бременским музыкантам». Там воспринимают уличных трубачей, певцов как артистов. Люди собираются вокруг тебя, хлопают, танцуют. И ты никакого стыда не испытываешь, напротив, уважение к себе. А у нас думают, что музыканты ничего не делают. В поликлинике меня спрашивают: «Чем занимаетесь»? - «Музыкант». - «Ну, это понятно, а работаете где?». На самом деле работу духовика можно сравнить с профессиональным спортом. У нас есть профессиональные заболевания. Самые вредные инструменты - гобой и туба, мы на пенсию даже раньше уходим. И физическая нагрузка колоссальная: по 5-6 часов в день дуем. Когда я чувствую снисходительное отношение, предлагаю: «А ты возьми шарики и понадувай! Насколько тебя хватит? Хорошо, если на 5 минут. А мы «шарики надуваем» по шесть часов. Когда я начинал заниматься - больше 10 минут не выдерживал. Объездив весь юго-запад Германии, поиграв в Висбадене не только на тубе, но и в рулетку в знаменитом казино, где Достоевский женины туфли проиграл, Сергей вернулся в Новосибирск, сдал выпускные экзамены и с дипломом молодого специалиста, с женой и маленьким сыном приехал в Томск и поступил на службу в Томский Академический симфонический оркестр. - Коллектив уже хорошо знал. Ведь пять лет я ездил в Томск на программы. Даже на гастроли с симфоническим оркестром ездил. И все пять лет меня звали в Томск, а я все думал, и вот надумал. Сегодня Сергей не только работает в оркестре, но и преподает в музыкальному колледже (у него два ученика), а еще руководит ансамблем «Файер брасс» (что в переводе «огонь медных»), который создал два года назад. Свое название ансамбль оправдывает каждым своим концертом. Хотя состав коллектива сильно поменялся. В семье Фурцевых подрастает еще один духовик - сын учится в музыкальной школе по классу валторны. - На бенефисе буду исполнять Концерт для тубы с оркестром фа минор Ральфа Воан-Уильямса и Концертную сюиту для тубы и 4-х валторн Даниельссона. Самая большая сложность - играть с оркестром. Из-за того, что нет партитур. То есть они есть, но за границей, а у нас сложно достать. Мне повезло: привезли из Франции, однажды Новосибирский симфонический оркестр ездил на фестиваль, и французы подарили партитуру Концерта для тубы с оркестром. Новосибирские друзья подарили ее мне. Так я стал обладателем первой в Сибири партитурой этого Концерта. На самом деле произведений для тубы немало, написано не меньше, чем для тромбона или валторны. Но так принято, что в России редко туба звучит соло. Текст: Татьяна ВЕСНИНА. Фото: Сергей ФУРЦЕВ. |
