| Прозрачная нежность Брамса и безмятежность Бетховена |
 «Steinway-вечера» познакомили томскую публику с Никитой Мндоянцем Второй концерт филармонического абонемента «Steinway-вечера» познакомил томскую публику с Никитой Мндоянцем, солистом Московской филармонии, которого Тихон Хренников называл «бриллиантом русского пианизма». Концерт в Томске проходил в рамках проекта Министерства культуры Российской Федерации «Всероссийские филармонические сезоны». Ученик Николая Петрова по классу фортепиано и Александра Чайковского по классу композиции исполнил произведения венского классика – Й. Гайнда и романтиков И. Брамса и Л. Ван Бетховена. Причем, последняя соната Бетховена прозвучала в день рождения композитора – 16 декабря. Это был своеобразный подарок и великому музыканту, и слушателям. Наряду с классическими сочинениями прозвучало и произведение современное - Интермеццо Никиты Мндоянца в авторском исполнении.  Исполнительская манера солиста Московской филармонии пришлась по душе ценителям классической музыки: тонко, прозрачно, без чрезмерной экспрессии и очень вдумчиво были исполнены все сочинения. Соната ми мажор Й. Гайдна, за которой закрепилось мнение как учебного материала, в интерпретации Никиты Мндоянца прозвучала как концертное сочинение для виртуозного исполнителя, в котором отчетливая стройность и изящество трех частей были поданы, как идеал. В третьей сонате Брамса фа минор пианист услышал и передал столько прозрачной нежности, столько трепетной акварельной радости и в то же время спокойной мудрости, что на многих слушателей снизошло успокоение. Особенно прекрасна была вторая часть с ее возвышенной лирикой. Второе отделение гость из Москвы открыл собственным сочинением, которое на фоне Гайдна и Брамса звучало как послание венским классикам и романтикам от человека, на чье композиторское мышление повлияли авторы ХХ века. Московская школа пианизма, печать великого Николая Петрова лежала на звучании последней. 32-й сонате Бетховена. Бурные порывы мятежности и страсти, с которых начинается произведение, были отданы именно композиторскому письму, а вот части спокойной философской безмятежности (что почти не свойственно Бетховену) отразили внутреннее состояние пианиста. Текст: Татьяна РТИЩЕВА. Фото: Игорь ВОЛК. |
