bkz.tom.ru | Поиск по сайту | Карта сайта | Архив | Документы учреждения | Противодействие коррупции |

Первые голоса вдохновили

Премьеру Концерта для трубы с оркестром томский композитор Константин Лакин доверил Алексею Шелесту и Михаилу Грановскому.

Концерт «Первые голоса» ожидался хорошим, с интригой в финале.  Публика шла на имена солистов вечера – Богдана Ридного (скрипка), Антона Юрченко (виолончель), Евгения Лукьянчука (кларнет), Дениса Смирнова (гобой), Алексея Шелеста (труба), Сергея Фурцева (туба). Каждый из них не раз солировал в разных концертах. Каждый обладает сценическим обаянием и артистизмом. У каждого есть свои почитатели. Слово «первый» в назывании концерта подчеркивало не только формальную сторону (положение в оркестре), но и суть. Первый – значит «лучший». Поэтому радостное возбуждение слушателей от ожидания встречи с яркими солистами ощущалось в разлитой атмосфере зала.

Среди пришедших были и друзья, ученики, коллеги томского композитора Константина Лакина. Их волновала обещанная премьера его Концерта для трубы с оркестром, которую он написал для первой трубы оркестра Алексея Шелеста. Интрига держала в напряжении до самого финала.
 


Слово «первый» действительно стало ключевым в этом концерте.  Он стал первым симфоническим концертом в традиционном филармоническом фестивале «Летние вечера в Органном зале». Первый раз Богдан Ридный (скрипка) и Денис Смирнов (гобой) выступили дуэтом. Евгений Лукьянчук (кларнет) впервые на филармонической сцене исполнил «Канцону» С. Танеева. Антон Юрченко (виолончель) сочинение Макса Бруха, звучавшее ранее на этой сцене, впервые исполнил вместе с оркестром под управлением Михаила Грановского. Концентрация смысла пришлась на премьеру Концерта для трубы с оркестром, которая, по сути, стала мировой премьерой.  Но, заметим, это была не первая мировая премьера в этом сезоне. Похоже, оркестр под управлением главного дирижера Михаила Грановского стал приучать томскую публику, что оркестр в том творческом состоянии, что может и имеет все основания дарить жизнь новому композиторскому опусу.

Концерт И. С. Баха для скрипки и гобоя с оркестром открыл парад «голосов».  Представляя слушателям известное сочинение Великого кантора, написанное на грани камерной и оркестровой музыки, оба солиста и маэстро отдавали себе отчет, что у некоторых слушателей могут быть свои предпочтения в его интерпретации. И они сделали так, чтобы оно прозвучало свежо и незатерто. Скрипка Богдана Ридного и гобой Дениса Смирнова, существуя в полифоническом диалоге с оркестром, создали настроение торжественности и в то же время душевности. Сдержанный драматизм в первой части контрастировал с угадываемыми танцевальными мотивами. Как будто один солист предлагал почувствовать красоту гармонии мира, а другой – радоваться жизни.  Медленная вторая часть, где тон диалогу задал гобой, создала лирическое настроение в зале и отчасти таинственный колорит. Активность скрипки в третьей части вернула в зал торжественность и суровую сдержанность. Интенсивные сольные эпизоды давали возможность постоянным слушателям вспомнить и о других концертах, где солировали музыканты. Так, игра Богдана Ридного оживила в памяти концерты «Любители ли вы Брамса» и «Орган и скрипка», а мягкость и «интеллектуальность» гобоя Дениса Смирнова отозвались воспоминаниями о концерте, когда это же сочинение Баха Денис исполнял в дуэте с Анной Штрауб, вспомнились и «Звучащее дерево» из абонементного цикла «Оркестр наизнанку», и более давние выступления – «От Баха до Пьяццоллы», и «Концерт Концертов» - его сольник в марте 2011 года.
 


Представляя Канцону для кларнета Сергея Танеева, ведущий концерта Дмитрий Ушаков вспомнил поэта Серебряного века Игоря Северянина, которого восхитило слово «дизель». В нем поэт увидел нечто другое – поэтическую форму и написал несколько «дизелей». По аналогии с «дизелем» возникла «канцона» –  поэтическая форма времен трубадуров. В литературе за канцоной закрепились два значения: песня к даме и песня к другу. Танеевская Канцона для кларнета и струнного оркестра (1883) дышит юностью европейской культуры. Впрочем, по-другому и быть не может. Написана она в юношеский период творчества композитора. Любимый ученик Чайковского в ней обобщил историю жанра, проведя музыкальную линию от лирической поэзии трубадуров Прованса XII-XIII веков до инструментальных канцон Баха. В интерпретации Евгения Лукьянчука Канцона прозвучала, как гимн возвышенной любви.  Кларнет звучал то проникновенно нежно, то страстно, то загадочно. Довольно плотная оркестровая фактура оттеняла лирическую песнь солирующего инструмента. Танеевская музыка струилась со сцены свободно и неторопливо.

 
Виолончельный «Кол Нидрей» Макса Бруха на фоне напевной и нежно-пастельной Канцоны позвучал встревоженно и в то же время молитвенно страстно. Антон Юрченко уже не раз играл это самое известное произведение Бруха, позднего немецкого романтика, который сейчас, по замечанию Дмитрия Ушакова, переживает ренессанс. Казалось бы, «все обеты даны», то есть произведение музыкантом пережито, продумано глубоко, до мельчайших деталей. И все же, все же… Стоило только виолончели вступить в диалог с оркестром, как волнение подступило к самому горлу. Инструмент в руках Антона Юрченко превратился в единый, слитный голос-молитву всех сидящих в зале. И оркестровая мощь, и темперамент артиста, и философия Бруха, и древние еврейские мотивы – все разом соединилось во времени и в пространстве, превращая концертный зал в место исповеди.
 


Туба, названная ведущим «оркестровым мамонтом», редко появляется на авансцене. Этот басовый, «фундаментальный» инструмент, как правило, замыкает ряд медных духовых и только благодаря своей блестящей и огромной фактуре виден из зала. Концерт «Первые голоса» дал Сергею Фурцеву шанс продемонстрировать нераскрытые возможности инструмента и познакомить публику с ярким и самобытным Концертом Р. Воана-Уильямса для тубы с оркестром. Оркестр начал с форте, Резкая атака медных и ударных мгновенно сменила настроение публики. От «философического» состояния не осталась и следа. Душа вслед за музыкой отправилась в какое-то авантюрное приключение-путешествие. И хотя вторая часть была уже не такая оглушительно резкая, мощная туба повела себя, как лирическая героиня, но оставалось ощущение кажущегося «перемирия», и действительно, в финале вновь началась оркестровая атака, которая поддержала солиста. Резкий решительный жест дирижера – и победительная песнь тубы завершена.

 
И вот наступило самый волнующий момент. Премьера. Труба Алексея Шелеста за последние три сезона солировала в разных сочинениях не раз. Артист выступал с разными оркестрами, в составе разных ансамблей. Но играть произведение, написанное специально для тебя – это ответственность, да еще какая! Волнение музыканта ощущалось в первых двух частях трехчастного Концерта для трубы с оркестром. Когда же оно ушло, и душа трубача слилась с душой трубы, когда музыкант и его инструмент образовали нечто целое, то перед слушателями был явлен образ нового сочинения томского композитора Константина Лакина.  Это был образ яркий, возвышенно романтический. В третьей части музыка окончательно облеклась в одежды Героя войны. Да, что-то тревожно, военное звучало в первой и третьей части. Но вместе с тем, сколько же любви в этом довольно небольшом Концерте!   «Какой же Константин Михайлович романтик! Неисправимый романтик!» - думалось слушателям, которые хорошо знакомы с творчеством Константина Лакина. Относительно недавно Томский Академический симфонический оркестр так же впервые в России и в мире исполнил его «Алые паруса». И вот новый и убедительный жест в сторону романтического восприятия мира. «Мне хотелось написать именно такую музыку, - признался композитор, который в следующем году отметит свое 80-летие. - Меня вдохновили два человека - Алексей Шелест и Михаил Грановский. Им и доверил свой Концерт".

Текст: Татьяна ВЕСНИНА.
Фото: Игорь ВОЛК.