ПЯТЫЙ ЭЛЕМЕНТ Михаила Грановского
Художественный руководитель и главный дирижер Томского академического симфонического оркестра отметил полувековой юбилей.


Появление Михаила Грановского в Томске три года назад сопровождалось публикациями в местной прессе. Основной их лейтмотив: симфонический оркестр Томской филармонии возглавил дирижер Большого театра. Теперь имя Михаила Грановского для томичей стало ассоциироваться с успехами оркестра: несколько успешных мировых премьер, топовые солисты, выступление на сцене Концертного зала имени Чайковского с Борисом Березовским, отмеченное столичной прессой, возросшее исполнительское мастерство музыкантов, поддержка со стороны областной администрации.

«О времени и о себе», об искусстве дирижирования и перспективах творчества размышляет Михаил ГРАНОВСКИЙ:

- Любой юбилей – это всегда тот момент, когда ты внутри себя думаешь о подведении итогов, — признался Михаил Грановский в начале разговора. — Однако в моем случае все только начинается. Мои 50 – немалый период в жизни и в музыке. Но то, что я хотел бы еще сделать, те силы, воля, желание и азарт, что в себе ощущаю, – всего этого хватит еще не на один десяток лет. Существует столько прекрасной музыки, которую я пока не исполнил, столько гениальных партитур, к которым не прикоснулся… Эта жажда открытий и познания не иссякнет у меня еще долго. Я не отношусь к этой дате как-то мистически. Мы все, безусловно, ходим под Богом, и никто не знает, что нам уготовано, сколько отпущено – год, два, десять...Но когда думаешь, что этот отрезок моей жизни уже не прошел Пушкин и Лермонтов, не прошли Моцарт, Шопен, Мусоргский, то понимаешь, как мне повезло. Что счастье - это жить и творить на этой Земле.


В СОСТОЯНИИ ПОЛЕТА

- Продолжим разговор о счастье. Прежде всего, я хочу поздравить Вас, Михаил Григорьевич, с закрытием 75-го юбилейного сезона. Грандиозный гала-концерт с участием мировых оперных звезд – Ильдара Абдразакова, Василия Ладюка и Дмитрия Корчака – для слушателей, безусловно, это счастье. Причем, из разряда «очевидное - невероятное». Стать площадкой оперного фестиваля – это серьезное испытание для города не оперного.

Более того, IV Международный фестиваль Ильдара Абдразакова, который Томск впервые принимал у себя, изменил формат закрытия концертного сезона Томской филармонии с симфонического на оперный. И хотя оркестр-юбиляр оказался в роли аккомпаниатора, этот концерт был совсем непростым для него. У симфонического оркестра нет стольких оперных арий в репертуаре.

- Оркестр совершил настоящий подвиг. Потому что мы репетировали в два раза больше оперных фрагментов, чем играли на концерте. А некоторые ноты появились в день концерта.

- То есть фактически вы за максимально сжатые сроки подготовили две программы. Но в чем причины такого экстрима?

- Основные – в замене в последний момент (по разным причинам) солистов концерта, и желание не повторять уже сыгранные программы.

С одной стороны, это хорошо, когда фестивальные условия создают такие проблемы. Потому что появляется возможность для молниеносного реагирования, требуется предельная концентрация внимания и мобилизация каждого музыканта оркестра. С другой, это большой стресс для них – при отсутствии навыка, с одной-двух репетиций исполнить неизвестную программу, ведь что-то фактически игралось с листа.

- Думаю, если бы у оркестра не было трех лет работы с Вами, если бы за дирижерским пультом стоял маэстро, у которого за плечами не было бы Вашего 18-летнего опыта работы в оперных театрах, вряд ли концерт прошел бы так легко.

- Когда ты выступаешь вместе с мастерами сцены, с выдающимися музыкантами и потрясающими певцами, конечно, возникает ощущение полета, праздника. Они тебя вдохновляют. И это чувство полета я испытал сначала в Новосибирске, где мы 28 июня играли оперный гала, а потом то же самое и в Томске 30 июня.

- Солисты сделали все, чтобы их персонажей легко было бы представить в оперных спектаклях.

- Согласен, они представляли выход на сцену, как мизансцены из спектакля, разыгрываемого специально для томской публики. И поэтому все дышало легкостью. Они умеют создать праздничное настроение. Это особенно важно сегодня, когда не все так просто в мире, много скорбей и болезней.

Вы знаете, все эти три года, что я нахожусь за пультом Томского оркестра, у меня не было ностальгии по опере. Так как для меня открылась бездна музыки симфонической, которую я бы хотел объять всем своим существом. Но когда я очутился в Новосибирске, и мы сыграли первый концерт с певцами такого калибра, у меня появилась эта ностальгия. Более того, возникло желание сделать что-то в оперном театре. И не как рядовой дирижер – продирижировать очередной спектакль, например, в Мариинском театре. Создать спектакль с теми солистами, на кого ты хочешь поставить ту или иную оперу – вот это интересно! Понятно, что певцы назначаются вместе с режиссером. Но я был бы рад такой возможности.

- С Ладюком и Корчаком вас роднит «хоровушка» – Хоровое училище имени Свешникова, которое Вы окончили раньше их. А с Абдразаковым уже встречались раньше на концерте во Врубелевском зале Третьяковской галереи.

- Безусловно, мы с Василием и Дмитрием втроем ощутили эту общность, принадлежность к одной «семье», к одной Alma mater, оказавшись на одной сцене. Кроме того, с Василием мы неоднократно пересекались на оперных подмостках и в Москве, в том числе в Большом театре, и в Казани.

С Дмитрием Корчаком не доводилось до этого лета музицировать вместе на одной сцене. И я счастлив, что это, наконец, произошло.

Концерт в Третьяковке с Ольгой Бородиной и Ильдаром Абдразаковым прошел 13 лет назад. С тех пор я мечтал снова встретиться на одной сцене с этим артистом, востребованным ныне везде в мире.


СЧАСТЛИВЫ ВМЕСТЕ

- Юбилейный сезон оркестра Вы начинали тоже с замечательным артистом: Вадимом Репиным, который солировал в скрипичном концерте Макса Бруха. Но ситуация была иная – оркестр играл на пустой зал, без зрителей. Конечно, шла онлайн-трансляция, но я помню то смешанное чувство, когда не знаешь, то ли радоваться, то ли огорчаться. Радость от великолепной игры оркестра и солиста, от наслаждения изысканной программой (кроме Бруха впервые в Томске прозвучала Десятая, неоконченная симфония Густава Малера), а досада – от того, что артисты не ощутили дыхание зала, не услышали всплеск восторженных аплодисментов.

- Да, нам тяжело играть, когда нет отдачи от зрителей. Чувствуешь, что важнейшая составляющая концертной жизни отсутствует. К счастью, период без зрителей оказался недолгим.
Давайте восстановим хронику событий: 12 марта 2020 мы играем в Москве, в Концертном зале имени Чайковского. Вместе с Борисом Березовским исполнили Второй фортепианный концерт Чайковского. Абонемент Московской филармонии «Шедевры русской классики: оркестры России» позволил нам показать и «Волшебное озеро» Лядова, и Третью симфонию Сергея Рахманинова. Концерт в Москве у нас в памяти останется надолго. Кстати, в сезоне 2022/2023 мы снова выступим там в этом абонементе.

А уже через неделю, 19 марта, в Томске мы играем «Поэму экстаза» Александра Скрябина без зрителей. Потому что «занавес» опустился накануне. И мы были одними из первых, кто перешел на онлайн-концерты. Но вскоре все ушли в вынужденный отпуск. Все лето шли индивидуальные занятия.

И только в конце августа мы смогли репетировать в зале, несмотря на все санитарные ограничения. Помню ту неподдельную радость музыкантов – мы снова вместе, в этом удивительном мире музыки, которая нас всех объединяет! В том процессе копания нового музыкального материала, который и создает дух творчества, созидания – великий дар Божий. И все-таки юбилейный сезон мы открыли 10 сентября без зрителей. Но уже через десять дней томская публика заполнила Большой концертный зал (разумеется, с «шахматной» рассадкой на разрешенные 50 %) и слушала оркестр, который играл вместе с Денисом Мацуевым Второй фортепианный концерт Шопена. И все были счастливы, что снова вместе.


ПАРАЛЛЕЛИ СУДЬБЫ

- С Денисом Мацуевым оркестр будет отмечать и свое 75-летие праздничным концертом 30 августа. Хотя официально день рождения коллектива, как и день рождения всей Томской филармонии – 22 мая. И в этот день Вы с оркестром исполнили программу, которая звучала ровно 75 лет назад.

- Череду юбилейных мероприятий начали с реконструкции первого исторического концерта. Оркестр вновь играл музыку Кабалевского из «Комедиантов», «Итальянское каприччио» Чайковского, увертюру к опере «Руслан и Людмила» Глинки, сюиту из «Пер Гюнта» Грига. Эту программу составил первый дирижер оркестра Моисей Маломет.

- В мае 2021 года исполнилось 150 лет со дня рождения Моисея Исаевича Маломета, потомственного дирижера, почетного гражданина Томска. Вы родились ровно сто лет спустя. Как сказал бы Пушкин, «бывают странные сближения».

- Для меня цифры не являются чем-то основополагающим и главным. Но некоторые параллели, которые происходят в жизни, наверное, происходят неслучайно. Вот возьмем наш юбилейный сезон. Мы уже упоминали Десятую симфонию Малера, которую можно считать его завещанием, последним «прости». А незадолго до закрытия сезона, 25 июня, провели концерт памяти томского композитора Константина Лакина, только что ушедшего от нас, который оставил след в композиторском искусстве Сибири. В тот вечер выполнил последнюю просьбу Константина Михайловича – он хотел, чтобы я исполнил его Третью симфонию, самое главное и самое сильное, как он считал, его произведение. И, представляете, пятая часть, финал симфонии – это посвящение Густаву Малеру, которого любил Лакин. Более того, в ней зашифрована цитата из Десятой симфонии Малера.
Такие параллели удивительны. Они даются свыше.

- Оперное завершение симфонического сезона рифмуется с началом Вашей биографии. В 9 лет Вы уже выступали на сцене в составе Хора мальчиков Московского хорового училища… Вокалистом не стали, но выбрали путь сначала хорового, потом оперно-симфонического дирижирования. И все-таки Вы изредка поете на сцене. Томская публика имела счастье не раз слышать Ваш прекрасный мягкий тенор. Любовь к пению, в том числе оперному, идет из «хоровушки»?

- В Хоровое училище имени Свешникова мальчики принимаются по двум основным критериям – наличие музыкального слуха и голоса. Когда я поступал, шел 1979 год, и тогда в Москву съезжались лучшие певческие голоса со всей страны. Со мной учились ребята с Алтая, Урала, Абхазии, Казахстана и др. Иногородние жили в общежитии. Меня привели на прослушивание в середине учебного года, в январе 1979. Дело в том, что сначала я пошел в обычную московскую школу, и половину первого класса там отучился. Но однажды близкая подруга моей ленинградской тети, кстати, дирижер-хоровик, услышала, как я пою на домашнем вечере в кругу друзей. И она сказала моим родным: «Что вы делаете? Определяйте его в музыку!». Поскольку она была знакома с Виктором Сергеевичем Поповым, то позвонила ему и спросила: «У вас закончен набор?». «Конечно, закончен», – ответил тот, но согласился прослушать, добавив, что если мальчик окажется без способностей, ничем помочь не сможет. На прослушивании присутствовал директор училища Геннадий Копченков и Лев Конторович, ныне один из главных хормейстеров России. Помню, я пел «Что тебе снится, крейсер «Аврора». После этого Попов спросил меня, как пишется слово «корова»? Меня взяли, и десять с половиной лет я провел в «хоровушке».

С благодарностью вспоминаю годы, проведенные в Хоровом училище. Потому что это была потрясающая Школа жизни и высочайший уровень преподавания по музыкальным предметам. Безусловно, Хор мальчиков в моей судьбе сыграл важную роль. Мы постоянно пели, были концертным коллективом, который побывал во многих уголках СССР и за рубежом. Мы выступали с выдающимися дирижерами – Рождественским, Сондецкисом, Китаенко, Серовым, Кахидзе, Симоновым. Виктор Сергеевич был строгим наставником, достаточно жестким, хотя в мальчиковом коллективе по-другому, наверное, и нельзя. Он призывал нас впитывать знания. Каждое общение с дирижером, солистом – чтобы потом этот багаж дал ростки. Так оно и произошло. Если вы поговорите с выпускниками Хорового училища, то услышите, что тот задел, который каждый получил в «хоровушке», сыграл огромную роль в его будущей карьере.

Что касается дирижирования, то где-то на третьем курсе в Московской консерватории я уже понимал, что буду поступать на симфоническое дирижирование.


ВЕСЕННЯЯ ПЕСНЬ «СНЕГУРОЧКИ»

- Ваша биография, если почитать любой открытый источник (музыкальную энциклопедию, сайт Екатеринбургского театра оперы и балета или сайт Томской филармонии) начинается одинаковой строчкой: «Родился в музыкальной семье». А если подробнее? Вы музыкант в каком поколении?

- (Задумывается ненадолго. –Т.В.) Получается, в пятом.
Мой отец – скрипач оркестра Большого театра. Сорок четыре года он был связан с Большим театром. Я очень ценю его помощь. Всегда, будучи еще совсем «зеленым» дирижером Большого, я, находясь с ним на одних и тех же репетициях и спектаклях, чувствовал его поддержку. Она придавала мне уверенность.

- Страшно было первый раз выйти к прославленному оркестру, встать за дирижерский пульт?

- Конечно, страшно. Я помню то свое волнение. Моим дирижерским дебютом стала «Снегурочка» Римского-Корсакова. И надо сказать, в моей жизни она сыграла судьбоносную роль. После того, как я продирижировал в Большом (это случилось в 2004-м), меня пригласили поставить «Снегурочку» в Башкирский театр оперы и балета в Уфе. И там на постановке я встретил свою будущую супругу, она работала концертмейстером оперы, окончила Санкт-Петербургскую консерваторию. Сейчас мы вместе уже 15 лет, воспитываем троих детей. После Уфы я дирижировал «Снегурочкой» в Екатеринбурге и в Волгограде.

- Вернемся к Вашей родословной…

- Мой дед по отцовской линии – знаменитый фотограф Наум Грановский, фотолетописец Москвы, чья выставка в прошлом году оказалась одной из самых топовых в столице. Дед по маминой линии – участник знаменитого джаз-оркестра Леонида Утесова, тромбонист. Большой друг Леонида Осиповича. От него, наверное, моя любовь к джазу. И вообще деду я во многом обязан своим воспитанием. Хотя он ушел рано, мне было всего 12 лет, но то, что он в меня вложил – это осталось навсегда.

А мама моего деда, полька, была пианисткой, выпускницей Санкт-Петербургской консерватории. На выпускном экзамене композитор Глазунов подарил ей клавир своего фортепианного концерта, а консерватория – концертный кабинетный рояль Becker (в тот год отменили золотые медали, лучшие получали такой вот подарок). Она вышла замуж за скрипача, ученика Леопольда Ауэра, капельмейстера Придворного оркестра в Петербурге, который работал в известном тогда струнном квартете «Гарпф» (по своей фамилии) вместе со своим отцом и братьями.

- Какая богатая родословная! Придя в Большой театр, сначала были ассистентом дирижера, потом очередным. А ставить оперные спектакли Вам приходилось?

- В Большом – нет, а в Екатеринбурге, где я был 10 лет главным приглашенным дирижером, поставил «Пиковую даму», «Мадам Баттерфляй» и «Гензель и Гретель», из балетов – «Золушку», «Щелкунчика» и «Катю и принца Сиама».

- Того, что создавался по заказу Королевской семьи в Бангкоке?

- Он до сих пор в репертуаре театра. А в Большом мне посчастливилось продирижировать пятью операми Римского-Корсакова. Да и весь цвет русской оперы в те годы вошел в мой репертуар: «Руслан и Людмила» Глинки, «Борис Годунов» и «Хованщина» Мусоргского, «Князь Игорь» Бородина, Чайковский с «Евгением Онегиным», «Иолантой» и «Пиковой дамой», ставшей моей любимой оперой.

- Балетный спектакль от дирижера требует иных навыков и способностей, чем оперный?

- Мне импонирует высказывание Геннадия Рождественского о том, что нет дирижеров оперных, балетных или симфонических, а есть хорошие или плохие. Разница в том, что в опере у дирижера сильно задействованы уши, а в балете – глаза, когда ориентируешься «на ножку» балерины.


СЕКРЕТЫ ИЗЛУЧЕНИЯ

- В июне 2019 концерт закрытия 73-го сезона Вы посвятили памяти своего учителя, Геннадия Рождественского. И тогда в Томск пригласили его жену, замечательную пианистку Викторию Постникову и сына, скрипача Александра Рождественского. В программу включили произведения из дирижерского портфеля Рождественского – Скрипичный концерт Элгара, сюиту «Пушкиниана» Прокофьева и фортепианный концерт Шнитке, с которым был дружен Рождественский и которого исполнял за рубежом.

Но, прежде всего, вспомнила творческую встречу с Викторией Валентиновной и фильм о Геннадии Рождественском, который она показала томской публике. Фильм начинается с высказывания Льва Толстого, что он не понимает и не принимает «искусство дирижирования». Римский-Корсаков называл дирижирование «темным делом». А Геннадий Николаевич в этом фильме дает удивительное определение – «излучение». Дирижирование – это излучение энергии. Опираясь на свой опыт, как бы Вы определили, что такое искусство дирижирования?

- Излучение? По большому счету Геннадий Николаевич прав. Когда оно исходит от дирижера, то вдохновляет всех, кто находится рядом и тех, кто находится в зале. Дирижирование трудно определить какой-то формулой. Есть определенный комплекс, которым должен обладать дирижер. Но формула до конца не выявлена.

- Что делает дирижера дирижером?

- Образование – раз. Опыт – два. Наставник – это три. Руки («не крюки») – это четыре. Ну и, как бы это не пафосно звучало, смысл жизни. Это пятый элемент, необходимый в искусстве дирижирования.

Думаю, что смысл жизни дирижера – это постоянное восхождение, это движение вверх. И прежде всего, движение вверх его духа. Потому что если не будет этого, то ты в какой-то момент поймешь, что топчешься на месте или деградируешь. Движение духа человеческого – это самое важное. Так мне кажется. Надо двигаться вперед не только к новым знаниям, к вершинам творческим, но и духовно развиваться. И все время самосовершенствоваться. Для меня это важно.

- В том же фильме Рождественский говорит, что партитуру он слышит внутренним слухом. И ему не требуется инструмент. Этому он и Вас учил? Или у каждого свой способ работы с партитурами?

- Да, он говорил не раз, что мы не должны подходить к инструменту и наигрывать сложные куски. Он настаивал, что мы должны стараться своим внутренним слухом воспроизвести те черно-белые знаки, что начертаны на бумаге. Другое дело, репертуар огромный, и существуют разные традиции исполнения каждого сочинения, а дирижер должен их знать. Поэтому приходится слушать записи. Это нужно не для того, что «слизать» чью-то творческую концепцию. Нет, твоя интерпретация должна родиться внутри тебя, бывает, что это долгий путь. Сначала изучаешь партитуру, потом прослушиваешь записи и начинаешь больше погружаться в историю исполнения этого произведения, читаешь о композиторе и том времени, изучаешь тот или иной стиль, и у тебя формируется свой подход к этой музыке.

В редких случаях прибегаю к помощи инструмента для проигрывания симфонических партитур.

- В 1991 году вы участвовали в мастер-классе по фортепиано у профессора Маргулиса во Фрайбурге (Германия)…

- У меня нет специального пианистического образования. Но были прекрасные педагоги по фортепиано: в училище – Ольга Леонидовна Резницкая, в консерватории – Наталья Донатовна Юрыгина. Меня всегда тянуло к фортепиано. Но именно на мастер-классе Виталия Маргулиса понял, что пианистом не стану, ведь у меня не было 10-15 лет многочасовых занятий на рояле. Хотя сейчас иногда в концертах принимаю участие и как пианист-аккомпаниатор.

- В книге Владимира Зисмана «Оркестр и его задворки» есть эпизод, где описывается мастер-класс Геннадия Рождественского для молодых, начинающих дирижеров. Автор обращает внимание на просьбу Рождественского к оркестру. Тот просил музыкантов играть не по нотам, а по «руке дирижера». Чтобы начинающие маэстро могли понять, насколько они правильно показывают.

- Вы сказали верную вещь: «по руке дирижера». Если бы сейчас уровень столичных оркестров был бы такой, как лет 70 назад, то уверен, что многие дирижеры оказались бы не у дел. Потому что по их рукам сыграть симфоническое полотно было бы невозможно.

Что касается мануала, или техники дирижирования, Геннадий Николаевич был королем в этом деле. И некоторые студенты пытались его копировать. Ничего, кроме улыбки, у него это не вызывало.

Он считал, что дирижер должен меньше говорить, а максимально все должен показать руками, глазами и головой. Профессиональный дирижер – тот, кто, имея богатый духовный багаж, имеет хорошую мануальную технику. Она, техника, должна быть понятна оркестру. Сейчас в силу того, что мастерство оркестрантов возросло, мануальная техника становится уже не определяющей. Поэтому некоторые «маэстро» думают, что они выйдут к оркестру, какие-то пассы сделают руками, а оркестр все равно сыграет то, что нужно. Так и происходит. Но смотреть на такого «дирижёра» без сожаления невозможно.

В плане рук я даже и не пытался копировать Геннадия Николаевича. Моя манера сформировывалась в Большом театре, мне свойственны широкие жесты. Когда ты находишься в оркестровой яме, а наверху у тебя солисты и хор, то вот эта объемная амплитуда помогает (вспомните Александра Лазарева, например).

Рождественский был для меня наставником в очень сущностных вопросах. Он научил меня ощущать пульсацию музыки. Это важно. Не все педагоги этому учат. Потому что музыка по-разному звучит «на два, на четыре, на восемь». За это ощущение метро-ритмической пульсации я ему премного благодарен. И еще за то, что нас, своих учеников, он старался заразить интересом не только к музыке, но и к литературе, истории, ко всем видам искусства. Он составлял программы, объединяя разные тексты и сочинения, но благодаря связям, известным только ему одному, они приобретали общность, а программа становилась цельной.

- Ваши программы отличаются цельностью. Иногда они слишком объемны. Сегодняшний слушатель два часа музыки с трудом выдерживает. Но их достоинство в том, что они выстроены, как предельно точная и емкая аргументация тезисного названия концерта. Ваше послание «городу и миру» ощутимо именно через последовательность исполняемых произведений, включение в программу новых, малоизвестных сочинений. Или вовсе неизвестных. Тут Вы не считаетесь со вкусами публики. Никогда не идете на поводу у нее. Знает Томск Локшина или нет, будет он слушать Богуслава Мартину – убежденный в том, что если музыка хорошая и ценная, значит, город должен ее знать, Вы исполняете ее.

- Конечно, я мог бы подстраиваться под вкусы томского слушателя. Но что такое «вкус публики»? Кто его определяет? Если у вас есть чем поделиться с миром, то почему этого не сделать? Да, я делаю то, что интересно мне. Потому что знаю: если я берусь, то всего себя отдам, чтобы эта идея, эта концепция прозвучала максимально выразительно. И в итоге это становится интересно всем. Я уважаю наш оркестр. Считаю, что со мной они прошли определенный этап в музыке и в жизни. Очень ценю, что они мои идеи, может быть, не сразу, но в процессе работы воспринимают, как свои.


ГЛАВНЫЙ ПРЕДСТАВЛЯЕТ

- За три года Вы сыграли не меньше десяти премьер, в том числе было несколько мировых. Редкая программа из абонемента «Главный представляет» или Ваших авторских абонементов – «Жанры», «Музыка мира» – не содержит премьер. Пусть даже томских. Такова Ваша стратегия?

- Это происходит не потому, что я хочу выделиться на общем фоне какой-то премьерой. Но когда копаешь репертуар, историю жизни того или иного композитора, то понимаешь, что какие-то вещи раньше звучали, а сейчас они незаслуженно забыты. А почему бы их не показать, не исполнить? За три года я не сыграл и львиной доли того, что хотел бы сыграть. Хотя посчитал количество концертов только с Томским АСО, которые проведу за календарный 2021 год, вышло 42. По-моему, немало.

- Вы исполняете премьеры, в основном, современных авторов. В глазах томской публики Вы оказались тем человеком, который знакомит аудиторию с новыми именами, открывает новую музыку. Например, Алексея Чернакова, победителя конкурса «Другое пространство», на котором Вы были членом жюри. Томская публика с воодушевлением приняла «Concertando» и «Сибирскую поэму» Чернакова. Или томского композитора Константина Лакина, о котором Вы уже говорили: за последние два года его новые сочинения звучали так часто, как никогда раньше. Много новой музыки прозвучало в рамках фестиваля «Классическое лето» имени Эдисона Денисова.

- Мне интересно открывать новые имена композиторов, новую музыку, неизведанные партитуры, как для себя, нашего оркестра, так и для наших слушателей. Это желание открывать новое меня объединяет с таким титаном, как Геннадий Рождественский, а сегодня – с Владимиром Юровским. Конечно, мне импонирует то, что я иногда выступаю в роли первопроходца. Мировые премьеры притягательны тем, что до тебя их никто не играл. Это первое воплощение данной музыки в концертном зале. Или сочинение, пролежавшее в столе, вот сейчас явлено миру. Как например «Три портрета» Дмитрия Смирнова. Хорошо, что мы успели исполнить его при жизни композитора. Безусловно, тебя такая ситуация окрыляет, а с другой стороны, обязывает к чуткому и внимательному отношению к тексту композитора. Понимаешь, что те, кто захотят потом исполнить это же сочинение, будут искать твою запись, будут ориентироваться на нее.

- И в таком случае эта запись первого исполнения для них будет образцом, эталоном.

- Да, и поэтому играть мировую премьеру – очень ответственное дело.

Я не раз приводил в пример концерты Русского музыкального общества конца XIX-начала ХХ века: ведь тогда наряду с исполнением сочинений давно известных всегда были сочинения современных композиторов. Всегда. Они жили в условиях постоянных открытий новых сочинений. Так почему же мы в XXI веке поступаем по-другому? Почему надо исполнять только то, что было написано задолго до нас? Время идет вперед. Конечно, много пишется музыки, которую и исполнять-то не хочется. Но почему я выделил на конкурсе «Другое пространство» Алексея Чернакова? Да потому, что ему присуще симфоническое мышление, и превалирует мелодия. Это искреннее высказывания человеческой души, а не просто пачкотня на нотном стане.

- У Вас в Томске появился круг поклонников, Ваших почитателей. Одна из слушательниц в соцсетях написала: «Когда в афише есть фамилия Грановского, я пойду, не важно, что будет исполняться, важно, что это будет качественно и интересно». Но Ваша концертная жизнь не ограничивается Томском…

- Нет, конечно. Только за этот пандемический год я выступил с Госоркестром имени Е.Ф. Светланова в Москве, с Эдвардом Радзинским в Москве и Нижнем Новгороде на Фестивале им. Сахарова, в Кисловодске с программой «Шекспир на все времена», в Волгограде. Продирижировал 4 программы в Новосибирске, где особняком стояла Третья, «Севастопольская» симфония Бориса Чайковского.

В октябре 2021 мы с Томским АСО выступаем на Симфоническом форуме в Екатеринбурге, где в нашей программе Глиэр, Хачатурян, Пярт и Канчели.

В декабре у нас большие гастроли в Москву («Зарядье») и Санкт-Петербург (Мариинский театр), к 75-летию оркестра. А в феврале 2022 состоится мой юбилейный концерт в Большом зале Московской консерватории с Госоркестром, «Мастерами хорового пения» и Александром Князевым. И это далеко не всё…

Беседовала Татьяна ВЕСНИНА
Фото из архива Томской филармонии